Огонь бушевал на втором этаже, и, когда лестница с маху вышибла стекло в цеху, Дронов с брандспойтом в руках первым ринулся наверх. Снизу кричали о каких-то бочках, но думать некогда - приладить респиратор, и вперед, в чад и пламя. «Интересно, появятся ли сегодня?» - мелькнуло, когда бежал среди громадных станков, расплескивая лужи то ли машинного масла, то ли соляра. Одну за другой лужи охватывал огонь, лизал сапоги, Дронов же водил глазами по сторонам. Вот они!
В проходах между станками метались маленькие огненные зверьки, с характерным звуком шурша хвостами. Или то потрескивало горящее масло? Дронов видел, что в проем прыгают другие пожарные, включают струи, однако вентиль не отворачивал, завороженно наблюдая, как в углу, рядом с гигантским прессом, зверьки собрались в стайку - затихарились.
- Гаси, фига вылупился?! – крикнули сзади, и Дронов с неохотой врубил струю.
Всегда не хватало времени разглядеть их как следует, хотя Дронов обычно лез в пекло первым. И сейчас он пробирался вглубь цеха, поддергивая кишку, пока не наткнулся на складень из бочек. Зверьки вместе с растекающейся лужей рвались туда, до складня оставались считанные метры, - а Дронов застыл, очарованный, напрочь забыв о предостережении.
- Уходим! - надсадно прокричал командир; Дронов попятился, а затем стал лихорадочно сматывать кишку.
Пожарные машины откатывали на безопасное расстояние, а Дронов кутался в робу, продуваемую ноябрьским ветром, и стучал зубами. «В цеху было тепло», - подумалось, когда первый взрыв выбил окна, и оттуда вырвался клуб черного дыма. Бочки рвались одна за другой, по этажу гуляло пламя, и казалось, торжествующие зверьки высовываются из разбитых окон и показывают людям огненные языки.
В машине он тоже мерз, поскольку одно из стекол было выбито; не мог согреться и в дежурке. Когда смена оккупировала доминошный стол, Дронов достал из шкафчика початую четвертинку, - и как раз ввалился Кречетов. «А, Дроныч опять в одиночку пьет!» - стал подкалывать, хотя в глазах была не насмешка - злость. Дронов отхлебнул, заткнул пробку и глухо проговорил:
- Холодно, согреться хочу.
- На объекте, значит, не согрелся? Я ж видел, как ты к черту на рога лез… Не, гляньте на него, братва, он опять нас без квартальной оставить хочет! Тебе дали втык за прошлое нарушение ТБ? Мало?! Щас еще дам!
Дронов уже искал глазами кусок трубы, принесенный специально для таких случаев, когда двое поднялись из-за стола и взяли Кречетова под руки.
- Плюнь, хрен с ним. Примороженный, что с него взять?
В это дежурство было еще два вызова: на квартиру, где к их приезду жильцы сами справились с огнем, и один ложный, наверное, шалили пацаны. Потом смена дружно повалила в душ, Дронов же только сполоснул лицо и руки под краном и отправился домой.
На кухне хозяйничала Митяева, растапливала в сковороде огромный кусок маргарина. Дронов протиснулся между столом и массивной задницей, зажег конфорку, и тут понеслось: мол, кое-кто забывает дежурить по квартире, свет в ванной не выключает, и вообще - надо соблюдать очередность в готовке! В этот момент пламя перехлестнуло сковороду, и маргарин с легким хлопком вспыхнул.
- Смотрите, у вас это…
Из огня высунул голову зверек и лизнул фартук, так что Митяева шарахнулась к стене.
- Что - это?! - взвизгнула она., - Говорила же: не мешайтесь, соблюдайте очередность!
Прибежавшая на крик Анна Леонидовна морщила длинный нос, мол, откуда такой запах? От него, указывала пальцем Митяева, от кого ж еще, целыми днями на пожарах своих, всю квартиру гарью провонял! Поправляя золоченые очки, Анна Леонидовна качала головой - из стороны в сторону, осуждая Дронова, и взад-вперед, в знак согласия с соседкой. А Дронов думал о внезапно вылезшем зверьке. Вообще-то они всегда появлялись только на серьезных пожарах, а теперь и тут, в квартире… Он ушел в комнату, не сказав ни слова, в кухне же долго еще стоял гвалт сбежавшихся соседей.
Впервые такое случилось на службе, когда Дронов рванул ранней весной из части, сбегая от озверевших «дедов». Каждый вечер молодого солдата вызывали на чердак, где был оборудован ринг, выдавали боксерские перчатки и выставляли против здоровяка-старослужащего. Дронова нещадно избивали, затем спарринг-партнер менялся, и так до полного нокаута - в казарму приносили уже без сознания. В тундре Дронов орал песни от радости, но потом выяснилось, что забыл спички, и двое суток пришлось сражаться с врагом почище «дедов»: оттирать обмороженные места спиртом, бегать взад-вперед и, само собой, ни в коем случае не спать. В конце концов Дронов уснул, а очнулся у костра, у которого сидел капитан Громов.
- Ну, куда лезешь?! Лежи, скоро вертолет будет!
А Дронов тянулся к огню, такому теплому, родному, не то что люди…
- Смотрите, товарищ капитан, там какие-то зверьки!
Молодой щеголеватый офицер усмехнулся:
- Саламандры, что ли?
- А кто это?
- Есть такие, по легенде - в огне живут. Эх, жаль тебя, Дронов - в дисбат теперь загремишь!
Потом были скитания по большим городам, общаги и безуспешные попытки устроиться на приличную работу. В сталевары? А прописка имеется? Ну, парень, гуляй отсюда… После побега в тундру Дронов постоянно мерз, даже от сквозняка, и хотел быть ближе к огненной стихии; да и словечко капитана запало в душу, и тянуло узнать: есть ли на самом деле эти саламандры? Зверьки были олицетворением тепла, в то время как люди в кабинетах встречали холодно, враждебно, и он возвращался в общагу, где пьянство и драки, а порой и на вокзале ночевал. Однажды он брел, куда глаза глядят, и наткнулся на горящий дом, который тушили бравые ребята в касках. «Удача!» - подумалось тогда, и Дронов не ошибся: в пожарной части и прописку сделали, и комнатушку дали в коммуналке.
С соседями он, правда, находился в состоянии холодной войны. Поначалу у них был общий счетчик, но, поскольку Дронов включал для обогрева рефлектор, вскоре разразился скандал. Счетчик стал отдельный, и все равно - то запахи не устраивают, то приходящая к Дронову Фарида! «А наш-то азиатку водит, видели?! - докладывала Митяева Анне Леонидовне. - Сам чумазый вечно, и нашел такую же!» С сослуживцами Дронов тоже не сошелся, держался наособицу, только в обиду себя теперь не давал. Примороженный - дали ему кличку, в которой были и насмешка, и легкая боязнь.
Фарида работала радиомонтажницей, что-то там паяла и имела привычку тщательно отмывать руки после канифоли. Когда она появилась к вечеру, Дронов провел ее в кухню, где Анна Леонидовна варила кофе.
- Ну, и как там положение в Средней Азии? - спросила та. - В новостях передают: назревают национальные конфликты.
- Вообще-то я с южного Урала, - смутилась Фарида.
- А… Ну, у вас там тоже проблем хватает!
Пока она мыла руки, Дронов держал авоську с промасленным пергаментным пакетом. В комнате Фарида развернула пакет, в котором оказались пышные продолговатые пироги.
- Сама делала, это вкусно! Только… Может, в общежитии будем встречаться?
- Плюнь, чего еще от них ждать? Не люди - сволочи!
Теплое смуглое тело Фариды, казалось, было напоено жаром зауральских степей, откуда происходили ее кочевые предки, и этот жар вливался в Дронова, который только такими ночами не ощущал себя ледышкой. Фарида и одежду починить могла, и приготовить что-нибудь этакое из восточной кухни, однако жениться Дронов не спешил - на то были свои резоны. Когда лежали в темноте и курили, он опять заговорил о доме в южной местности. Раньше Дронов мечтал уехать в Кушку, где, как он узнал, было самое жаркое место; затем времена изменились, и планы стали скромнее: купить какую-нибудь халупу в Ростовской, допустим, области, и жить-поживать в свое удовольствие. На это откладывалось ползарплаты, ну и, само собой, о чем еще было мечтать вслух по ночам?
- Можно и у нас поселиться, - говорила Фарида. - У нас, наверное, дома дешевле.
- Посмотрим, сколько накоплю… Может, и у вас.
Только Фариде можно было довериться и рассказать о зверьках, которые все чаще стали появляться на пожарах. Саламандры… Само название завораживало, уносило в иной, нечеловеческий мир; но, с другой стороны, поймет ли она?
- Ты чего молчишь? Заснул?
- Думаю.
Он потрогал батарею - та была холодной. И вместо откровенных слов с неожиданной злостью проговорил:
- Вот гады, так и не включили отопление!
В субботу был вызов на набережную, где горел районный универмаг. Машины съехались со всего города, пожарные спешили и под рев сирен с четырех сторон выдвигали лестницы в окна.
- Глянь-ка, примороженный опять первым намылился!
Кречетов указывал багром на Дронова, который топтался у лестницы.
- Ну-ка, линяй в конец очереди! А то все сливки слизать норовит!
Кречетов с приятелем оттерли Дронова, заняв его место. Такие происшествия были для пожарных лакомым куском - можно было кой-чем поживиться, недостачу же потом списывали на огонь. «Ну и пусть, - думал Дронов, - все равно достанется…»
Он угодил в отдел радиотоваров. Зверьки уже были там - они жадно сжирали портьеру, подбираясь к прилавку с магнитофонами, и Дронов на миг застыл, глядя на спускающихся по толстой материи стремительных огненных существ. Но затем вспомнил о деле. Так, крупное под робой не утащишь, лучше вот эти аппаратики с иностранными буквами, их штук пять можно спрятать! Он действовал хладнокровно, в то время как другие шугались, заливали прилавки пеной и лишь потом совали за пазуху мокрые вещи. А чего шугаться? Зверьки были не страшные, почти ручные, во всяком случае, пока пожар не перерос в серьезный. Закончив с радиоотделом, Дронов сорвал багром портьеру и залил ее из огнетушителя, висевшего на стенке. Потом огляделся и, заметив сквозь дым женские тряпки на плечиках, устремился туда - надо и Фариде что-нибудь прихватить.
Вначале он не занимался воровством, хотя видел, как другие то вазу ценную прихватят из чьей-нибудь квартиры, то костюм или фотокамеру. Когда же возникла идея купить дом, Дронов тоже втянулся, теперь делая это еще лучше других. Откладывать ползарплаты - хорошо, но мало, и если бы не вещи, которые продавал потом на толкучке… В дежурке пожарные хвастались трофеями, пока командир был на докладе у начальства. Дронов не хвастался: перегрузил в шкафчик аппаратики, потом вытащил из-за пазухи женский свитер. Подарить Фариде? Нет, пожалуй, размер не подойдет, лучше уж на толкучке продать!
Дронов видел, как плюют друг другу в кастрюли соседи, как бьют по пьянке морды на работе; а выйди на улицу, так и того хлеще. В последнее время на всех углах сидели нищие и убогие, просили милостыню. Обычно Дронов после зарплаты опускал в шапку или банку какую-нибудь купюру, но потом высчитал: если каждый даст столько, - а сидит тот целый день, - то заработок выйдет побольше дроновского! Нет, люди - хитрые, жадные, холодные, каждый норовит устроиться за счет другого! И вспоминались зверьки, которые согревали своим теплом. Наверное, поэтому Дронов всегда шел в часть с удовольствием, хотя сослуживцы после смены, как правило, кляли работу, мол, век бы сюда не показываться.
Однажды раздался длинный телефонный звонок, и женский голос попросил Игнатия Моисеевича.
- А кто это?
- Здрасьте! Игнатия Моисеевича знают даже тут, а у вас не знают?
Голос хохотнул.
- Нет, я серьезно… - Дронов никак не мог припомнить: кто же из соседей имел такое имя-отчество?
- А фамилия какая?
- Вы думаете, у меня есть на это время? Я из Америки звоню, тут каждая минута дорога!
- Откуда?!
- Из Нью-Йорка!
Оказалось, ошиблись номером.
- Ну, и как там в России? Не мерзнете? Ладно, бай-бай!
До вечера Дронов ходил, как ушибленный. Америка… Может, это была шутка? А если нет, то интересно: пожары в Америке тоже случаются или у них уже все по-другому? Когда лежали в темноте с Фаридой, Дронов неожиданно спросил:
- Как думаешь, в Америке тепло?
- Наверное. А знаешь, что?
- Что?
- Так, ничего… Я тебе потом как-нибудь скажу.
А может, и нет никакой Америки, думал Дронов, а есть только замерзшие города с нищими на углах и злобные людишки в коммуналках. Эх, накопить бы скорее деньжат, - и в южные края!
Казалось, Фарида хочет сказать что-то важное, но не решается, только черные глаза порой подолгу сопровождали Дронова, будто оценивая. Смуглое лицо побледнело, проявились круги под глазами, так что Дронов как-то поинтересовался: не заболела ли по зимним холодам?
- Нет, все в порядке. А меня в отпуск выгоняют.
- Да?
- Поеду своих навестить, на Урал. Поедем со мной?
Зимой работы было меньше, Дронову тоже могли дать отпуск, однако в последнее время фартило, и накопилось много вещей, которые требовалось сбыть. А дешевить не хотелось, значит, торчи на толкучке весь день. И хотя Фарида с непонятной настойчивостью возвращалась к своей просьбе, мол, пусть лишь на два-три денька, Дронов был непреклонен.
На вокзале она сказала, что напишет письмо.
- В ящик заглядывай, хорошо?
- Ладно, ладно… Давай лучше, садись, а то поезд скоро тронется!
Под пальто у Дронова звякали фужеры в коробке. Он помахал рукой на прощанье, потом повернулся и пошел к трамваю, идущему в сторону рынка.
На рынке жизнь показывала подноготную, делая явным то, что скрывалось в других местах. В одном углу поднимали хай, мол, обокрали, в другом же метелила кого-то команда дюжих парней, занимаясь разборками. Не обходилось и без облав, когда налетали вдруг омоновцы, - однако стоило сунуть взятку, как гнев меняли на милость, и стражи порядка моментально исчезали. Дронов быстро приспособился к здешним нравам - не мог привыкнуть лишь к холоду. И водку с собой носил постоянно, и в чебуречную через час бегал, когда же топтался на морозе, грели мысли о саламандрах. Что это за существа? Наверное, огонь им так же необходим, как воздух человеку. И, быть может, это души погибших на пожарах мстят теперь оставшимся в живых, забирая их имущество, дома, жизни… Наблюдая обгоревшие трупы, Дронов не раз думал сбежать с работы, но иррациональное желание видеть зверьков всякий раз побеждало. Ну, и деньги, конечно – разве от них сбежишь?
Вернувшись как-то с работы, он стал свидетелем одного разговора.
- … всех нас построит азиатка, увидите! Она ж прописаться сюда хочет, неясно разве?! А появится спиногрыз, никаким трактором ее отсюда не сдвинешь! Узкопленочные - они хитрые!
- Н-да… В новостях передают: Тайвань и Сингапур - уже обгоняют Европу.
- А я о чем?! - грохотала кастрюлями Митяева. - И дурака нашего к рукам приберут - он же ей нужен только из-за прописки!
Дронов на цыпочках пробрался в комнату и, не раздеваясь, сел. Никогда не думал, что Фарида тоже из тех хитрых и холодных, кто норовит устроиться за чужой счет, теперь же мысль поселилась прочно, уже обрастая аргументами. Он готовил ужин, ходил в котельную скандалить насчет отопления, а в мозгу крутилось: пропишись Фарида в квартиру, так, пожалуй, и не захочет никуда уезжать! А тогда придется до скончания века мерзнуть в гнилом северном городе… В тот вечер он достал из ящика подозрительно мятое и неумело заклеенное письмо. Однако не обратил на это внимания, быстро распечатал и пробежал глазами: ага, сожалеет, что не познакомила с родственниками, у них, мол, на этот счет строго. Не то, не то, и наконец: извини, не сказала, что у нас будет ребенок! «А появится спиногрыз…»
Дронов думал два дня, а на третий пошел на почту и отбил телеграмму. Мол, такой-то продал комнату и убыл в неизвестном направлении; и подпись: Митяева.
Комнату он действительно взялся продавать. Звонил по объявлениям, развешивал свои, чтобы после одной отлучки в рабочее время получить от командира втык:
- Где тебя носит, черт примороженный?! Бараки на окраине горят, давай быстро в машину!
Старые бревенчатые здания, если загорались, полыхали, как спичечные коробки, да еще стояли кучно, так что огонь перекидывался с одного на другое. Когда приехали, первый на узкой улочке барак спасать было уже бессмысленно, второй же только загорелся, и основные силы ринулись туда.
Забирались с той части, которая еще не горела. Дронов взломал топором дверь, и в проем сиганул Кречетов с брандспойтом, значит, надо бежать следом и подтаскивать кишку, чтобы не цеплялась за углы. Они миновали коридор, взломали еще одну дверь, и заработала струя.
- Выбей окно! - хрипло крикнул Кречетов. А Дронов вдруг заметил зверьков, которые пожирали тонкий дощатый потолок и балки перекрытий. Продвигаясь в дыму, Кречетов обернулся:
- Выбей, дышать же нечем!
Дронов выбил, глотнул свежего воздуха, и опять туда, где похожие на ящериц хвостатые созданья облепили потолок. Кречетов сбивал пламя мощной струей, двигаясь вглубь комнаты и не видя, что творится над головой. А Дронов видел и молчал, зачарованный работой огненных существ. Когда отвалилась прогоревшая доска, стало видно, что саламандры собрались в стаю на одной из балок, видимо, готовясь к прыжку. Сейчас… Дронов отпрыгнул, послышался треск перекрытий, и зверьки ринулись сверху на человека с брандспойтом.
Вечером командир сказал, чтобы Дронов увольнялся.
- Мне одного жмурика по гроб жизни хватит, а еще ты со своими нарушениями…
Тот не возражал - в глазах до сих пор стояло, как зверьки облепили Кречетова и рвали на части, словно стая гиен - буйвола. Да и комната, похоже, продавалась, а значит, пора было в теплые края.
Перед отъездом он перебрался в гостиницу. Распихал чемоданы, включил прихваченный с собой рефлектор - единственное, что не продал, - после чего заказал по телефону билет. Еще три дня, и он навсегда покинет сумрачный северный город, а потом: солнце, тепло, и так всю жизнь! После обеда он торчал в баре, выпивая в одиночку за успех предприятия, а к вечеру билет уже принесли в номер.
- Извините, прочла на билете, куда едете… А я как раз из тех мест.
Полненькая дежурная по этажу в смущении топталась в дверях.
- Да? Интересно…
Бутылкой коньяка Дронов продолжил праздник уже вдвоем с Галиной - так звали дежурную. Та была из небольшого южного города, как раз такого, в каком мечтал поселиться Дронов. Словоохотливая, Галина просвещала насчет тамошней жизни, причем больше всего поразило, что прямо на улицах там растут абрикосы!
- А сами не хотите вернуться? Здесь ведь гиблые места…
- Притерпелась как-то. Хотя скучаю по нашим краям, если честно.
Галина даже дала адрес родственников, мол, остановитесь на первое время, пока подходящее жилье подвернется.
«Такую бы полненькую и жаркую - в подруги!» - мечтал Дронов. Домик с садиком, где обязательно будут абрикосовые деревья, и они вдвоем на скамейке, греются на солнце. А что? Может, и удастся уговорить; тогда дело сразу упростится и, опять же, веселей!
Включенный рефлектор был оставлен на ночь у окна. Во сне Дронов грелся на солнцепеке с Галиной, а та ластилась, жаркая и назойливая. Ну, хватит, это уж слишком, горячо ведь! Дронов отодвигался, но Галина не отставала, обнимая и делаясь все горячей. Откуда такой жар? Казалось, его обнимает огненное, пышущее пламенем существо; а зверьки уже взбирались по шторе, потом перекинулись на палас и свисающий угол одеяла.