Известно, что чужая душа — потемки, и обшаривать ее потаенные уголки — дело трудное и тягостное. Даже сам обладатель души не имеет понятия обычно, что хранится в тайниках. Он и сам не желает этого знать, тем более не желает, чтобы это знали кто-то другой. Пациент, у которого психоаналитик добивается признания в чем-то запретном, обычно сопротивляется до последнего, ему легче сознаться в придуманных мерзостях, чем в действительной слабости, даже невинной, вот почему с таким трудом дается распознание, "кто ты таков?" — даже мог в глубоком приеме считывает лишь символы, требующие еще дополнительной расшифровки.

Впрочем, нужно сразу же указать на две совершенно противоположные вещи, результат которых может показаться постороннему наблюдателю одинаковым. Первую, в ослабленном, профанированном варианте, доводилось наблюдать многим на сеансах различных гипнотизеров или, как говорят моги, "на чумаковании". Тут тоже речь идет о "чтении мыслей", но считаются именно те мысли, которые предварительно были внушены (а также угадываются многозначные числа, имена и т.д.). Любопытные параллели можно найти даже у Гегеля: "Выясняется, что за так называемой завесой, которая должна скрывать "внутреннее", нечего видеть, если мы сами не зайдем за нее — для того, чтобы было видно, да и для того, чтобы было на что смотреть" (Феноменология духа. М., 1959. С.92). Таким образом, и в чужом сознании можно считывать свои собственные мысли, предварительно вложенные туда, причем безразлично, считывать их своими устами или устами владельца, низведенного к роли простого громкоговорителя. Эта практика не имеет отношения к СП, а делается из ОС, что вообще говоря гораздо проще с точки зрения техники. Мог "угадывает" у первого встречного имя, возраст, профессию, сокровенное желание, и немог восхищенно соглашается, поражаются и стоящие рядом знакомые — надо же, так сразу угадать. Да. Еще бы им не поражаться, если они тоже стоят в заморочке. Потом, когда чары рассеются, они будут долго удивляться наваждению — но могут и остаться в полной уверенности, что все было названо точно — это зависит от программы. Ведь запрограммировать амнезию может и хороший гипнотизер.

Васиштха, по моей просьбе, таким образом "угадал" имя и все анкетные данные моего знакомого (разумеется, называя первое попавшееся). Тот, однако, сохранил уверенность, что было названо его действительное имя, настоящие данные биографии — правда, он был уверен, что все это сообщил Васиштхе я.

Иное дело — настоящий прием из глубокого СП. без всяких заморочек. "Трудно могу понять немога, но еще труднее немогу понять самого себя", — гласит популярный во многих могуществах афоризм. "Хотение" кажется всегда чем-то простым и безусловно известным — но это только кажется.

Во-первых, человек очень редко спрашивает себя, "чего я хочу?", предпочитая этого как бы не знать. Ну а если приходится отвечать ("без дураков"), приводит перечень разных моральных и материальных благ, какое-нибудь беспорядочное перечисление. Но если всерьез задуматься над каждой из перечисленных ценностей, будь то отдельная квартира, любовь женщины, редкая марка для коллекции; если спросить себя: хочу я именно этого, или я этим хочу чего-то иного — то, пожалуй, не сразу найдется ответ, да и неизвестно, найдется ли вообще...

Неопределенность собственных желаний — сюрприз, которым может удивить себя едва ли не каждый человек. То есть, внушить желание даже легче, чем какую-нибудь мысль и это явление широко используется при всякого рода чумаковании. Угадать же "чистое желание" (то, которое преобладает в "пучке хотений"), наоборот, очень трудно; тем более, что надеяться на подтверждение догадки, как правило, не приходится. Как заметил еще Фрейд, "бурное возмущение пациента чаще всего и убеждает меня в правильности предположения". Моги пришли к тому же выводу.

Прием "внутренней картины мира" немога мало того, что труден и длинен, но в каком-то смысле еще и не безопасен. Некоторые могущества вообще не практикуют его.

Беседуя с могами, я пришел к следующему выводу о причинах небезопасности.

Осуществляемая в состоянии приема диагностика высвечивает, подобно странному рентгену, какое-то внутреннее устройство вещи, ее "невидимое". Иногда это невидимое можно в принципе задать длинным описанием, скажем, целой книгой — чем и занимается, например, наука. Но для высокой практики СП такой слишком косвенный (мягко говоря) метод непригоден. Ведь тут все дело в том, чтобы увидеть все концы и начала сразу, в едином мгновении внутреннего взора — и притом еще увидеть места, где "концы с началами" не сходятся или вот-вот могут разойтись. Все дело в этом "сразу"; если его нет, то нет и приема, — есть что-нибудь другое, крохоборство рассудочного мышления, например. Я не знаю, как выглядит эта "картинка невидимого", наверное, она еще меньше похожа на зримые формы, чем рентгеновский снимок. Притом что есть "слои", которые даже в принципе не поддаются описанию, сколь угодно длинному.

"Чем больше практикуешь, тем больше различаешь слоев, и не путаешь их друг с другом", — сказал мне однажды Баврис и неожиданно пояснил:

— Видишь тополь?

— Ну.

— Ты видишь этот тополь?

— Да...

— Так. Через "этот тополь" надо увидеть Тополь, потом Дерево. Потом что-нибудь живое и требующее — воды, допустим, или солнца, или селитры, или неизвестно чего — но зато известно где; есть такие странные места в картинке, где видна ненормальность состояния. Ну, там центр тяжести ветвей — видно, какая ветка обломится от ветра. И какое дерево засохнет. И все такое. (Я вспомнил в это время известный пример Платона, когда он говорил, что нужны разные глаза, чтобы видеть лошадь и видеть "лошадность"). Словом, входишь в это состояние, сам как бы становишься тополем. Поэтому надолго не рекомендуется, и никаких эмоций, чистый прием. А то ведь так уходишь, что теряешься, не чувствуешь, что вернешься обратно.

Баврис улыбнулся.

— Поэтому надо перелистывать.

То есть моги достигают уподобления какому-то избранному объекту — но не той форме, которую он вынужден принимать под воздействием всего остального мира, чтобы быть среди прочих объектов, а, как сказал бы Гегель, достигают уподобления "в-себе-бытию". Это "в себе" полностью проницаемо только для Бога — но может быть проницаемо и для человека, если он Мог, проницаемо из особых состояний типа СП.

Так вот, как я понимаю, уподобляться далеким вещам не слишком опасно, хотя и в них можно "потеряться". Тем не менее, выигрыш с точки зрения могов очевиден    богатство восприятия для них — одна из безусловных ценностей (т.е. цель сама по себе), да еще и несомненный множитель могущества. А мог по определению есть тот, кто непрерывно расширяет и углубляет свое "я могу". То есть, человек становится могом, когда его абсолютное Желание сходится с абсолютной Волей. А единство абсолютной воли и абсолютного желания в пределах одного "Я" — это страшная сила, способная создавать силовое поле космических масштабов.

И если верно утверждение древних даосов: "чтобы познать рыбу, надо стать рыбой", — то становится понятным, почему особенно "чревато" проникновение в психическую подноготную ближнего своего — немога. Тут действительно велик риск потеряться, ибо "знать немога" — а сия вещь все-таки посложнее флейты, да и рыбы тоже — познать его вплоть до темных закоулков души — значит отчасти стать им. Между тем для любого мога лучше принять гибель от им самим вызванной бури или развоплощение, чем стать немогом, "впасть в неможество". "Самое пикантное в нашем положении то, что назад отсюда дороги нет, только вперед", — сказал однажды Гелик, "ходячее самосознание" всех питерских Могуществ.

Можно добиваться идентификации с другим из чистого любопытства или за деньги, как психоаналитики, но безопасность этих "знатоков людей" гарантирована поверхностностью и неточностью познания (лучше даже сказать "познания"), а также страховочным взаимным лицемерием. Но если бы кому-то было дано проникнуть до самых глубин Другого, а потом вынырнуть — ни за какие деньги он бы не бросился вновь в эту пучину.

Любопытно, что писатели, которым "по долгу службы" приходится проникать в "души" своих персонажей, обнаруживают (если они настоящие писатели) упрямство чужой воли, которая стремится подчинить их себе, отщипнуть частицу живого бытия — и это несмотря на то, что души "придуманы" — то есть вполне прозрачны и в принципе подконтрольны. Может быть, и сам Бог вынужден оставлять потаенные уголки души человека без проникновения, может, и Ему полнота воплощения не проходит даром... И тогда свобода, дарованная человеку, есть просто результат вынужденной, "страховочной" поверхностности Бога, видно не может он проникнуть все мое существо без риска для себя...