Елена Филиппова



 

КАТАКОМБЫ







* * *
 

где надвигается влажнея темной тенью
сад люксембургский кроны вознеся
как базилики где смыкает стены
квартал латинский и над головой
цветы в горшках подвешены - там солнце
мир делит на сияние и тьму
бродить бы подбирая по уму
светящиеся вывески кофейни
на пыльной книжной коже блик весны
усмешку продавца сластей тележку
в которую впрягаясь обезьянка
старается гримасничать как мы
и с трезвым снисхожденьем парижанки
билетик добывает из сумы
 
 

* * *
 

лазурный холодеющей рукой
сорвешь цветок фиалку незабудку
лесной цветок  нет разницы какой
глядел бы синим глазом в нашу бухту
где бьется в берег тонкая волна
немного солона почти прозрачна
где вечерами пахнет тишина
смолой горячей желтой настоящей
и босиком бы до небесных врат
где наш апостол в стирку отдал платье
ключи посеял и теперь назад
в мир отсылает пишущих собратьев
им говорит довольно чепухи
за жизнь земную вымучить досталось
пусть рыб наловят вскипятят ухи
бог милосерд он даст им эту малость
забавный ключник!
впрочем погляди
сидят мои друзья у вод забвенья
и как в психушке держат на груди
сверкающие миски в отдаленье
костер пылает в круглом котелке
дымится сладко варево и в белом
высоком ресторанном колпаке
усатый повар говорит: поспело
но приглядишься где пристала грязь
где воск налип на стекла диорама
сияньем электрическим светясь
картонкой предстоит мастикой драмой
фигурок оловянных задник стал
пятнистей рыси - о воображенье
ты требуешь предательств и похвал
горячего дыханья и волненья
зачем? все то же облако в саду
все та же резеда на скучных грядках
соседская девчонка на пруду
и улица пустая как тетрадка
китайской крысой выместишь? ну что ж
не сад не рай не добрый старый ключник
чадящая трава из-под подошв
и атрибуты будущего - крючья
где от корыта  мордою свиной
вдруг обернется чикотилло серый
с отвислым задом плешью и слюной
вполне эпилептической как вера
осклабится навстречу загребет
мохнатой лапой - прочь изображенье
смертелен истребительный полет
когда почти проиграно сраженье
 
 

* * *

это реакция кожных лунок
пор по которым проходит время
как по ребристому морю шхуна
была и нет
это волшебная речь предмета
честная хронопись дат и фактов
запаха вкуса объема цвета
что никогда
руки не вылепят
глаз не увидит
перо не опишет
он существует в себе
он тает
сквозь нас проходя

 

* * *
 

на выцветшем коне
шершавая попона
напротив на стене
лампадка да икона
сутулый человек
сметает мусор споро
он видит чего нет
и станет этим скоро
как будто сотню зим
лежал в звериной спячке
и вот теперь один
хозяин старой дачки
сквозь тусклый желтый свет
слоится паутина
и ветви перелет
затеяли из крыма
где метко пули бьют
где утро с новым флагом
где зелень тихих бухт
окрашена как брага
где рысью по степи
поскольку место голо
такие пустяки
сметает веник с пола
 
 

* * *
 

господь достаточно глядел
морская даль ясна
тверда как сталь бела как мел
вдоль острова стена
к воде спуститься? проще нет
с обрыва свечкой вниз
от прошлых лет до наших лет
колеблется карниз
и по нему в небесный путь
иди смиряя шаг
а воды по ступни по грудь
по смертный звон в ушах
 
 

* * *

ни шелкового шитья ни облака золотого
но чуть розовел закат выплыв на потолок
в доме где шум морской заменою городского
блуждал по углам и вот
неясно куда утек
а следом за ним рука ползла по шершавым стенам
и пахло ночным прибоем распахнутое окно
шепни ему и вернется
дыханием болью темой
да что я теперь умею?
остановить кино
 

* * *
 

«на холмах грузии лежит ночная мгла»
не эта ль легкость нас гнала
по стиллистическому югу
где становились письма к другу
записками из-за угла?
 
 

* * *
 

во имя отца и сына
плывущая паутина
боярышницы ажурные
садятся прямо на глину
черта городской оседлости
пыльная ложь газона
вздрогнет рука у бедности
скупость подарит крону
жалкий лоскут эстонии
с тем что теперь барьером
лет паутины по небу
высоко над сквером
 
 
 

* * *
 

из жизни прошлой и обугленной
поскольку съедена пожаром
глядел на нас глазами круглыми
и пел негромко под гитару
слова простые рифмы грустные
такие песенки за душу
хватают даже если глупые
и если не желаешь слушать
убита мать погибли младшие
один теперь на свете мается
отец в тюрьме а братец в лагере
а он на самом деле маленький
и потому подайте граждане
и кепку подставляет чтобы
кидали денежки бумажные
зеваки в черных переходах
потом на перерыв обеденный
недаром все-таки басил-то
в ларек напротив – в общем девушка
арахис север и бутылку
 
 

* * *

оставь меня оставь
ладонь дождю открыта
протока в небесах
дырявее корыта
прогулка по воде
душа в ознобе бьется
а взгляд каким глядел
бездоннее колодца
черно в его нутре
и стенки узкой шахтой
и как луну в ведре
не разглядеть лица там
о чем наш разговор?
ладонь полнее лужи
а двор обычный двор
не лучше и не хуже
ему знаком эскиз
твой силуэт на фоне
напрасных капель лиц
и глубины ладони
 
 
 
 

* * *
 

их странно повторять на этом диком
спиной к стене где ветра волчий вой
что духом мы тверды что мы не лыком
на все слова качая головой
от черепичных крыш слабея глазом
младенцем из яичной скорлупы
на божий свет проклевываясь сразу
и без опоры рушась - нет, не ты!
на подвесной дороге стало пусто
и кто ее удержит навесу
когда столбы летят на землю с хрустом
кто заградит негромким: я спасу?
слова всегда слова гляди с укором
две рыбы пять хлебов нетруден счет
покуда обольстительная флора
лишайником представлена у вод
и на валун весь в крапинах как яйца
болотных куликов ложится тьма
и сквозь нее идет тропинка  в тайцы
петляющая как и жизнь сама
 
 
 
 

* * *
 

посетите дом военной книги
что вам гейне? отложите гейне
путал ятаган он с эспадроном
был слюняв как баба и визглив
и вообще на заводную куклу
пруссаки похожи
что корнель вам?
лишь на театре был он гордым сидом
в жизни мелочевкой промышлял
отложите байрона! в военном
деле он не значит интереса
греческими париями править
может даже дворник иванов
лучше пиджачок набросьте черный
башмаки почистить не забудьте
суньте на разживу тысяч сорок
и на невский топайте скорей:

там водятся модели самолетов
как водится в реке плотва и щука
серебряной окрашенные краской
любезные полету существа
лежат они в коробках на витринах
тяжелые пока и неживые
но чуть вздохни - стрекозьих крыльев трепет
взметнет стекольный гроб до потолка
 

* * *

ледяное пространство черная просека
как дыра на холсте разъетом h2so4
у данаи от кислого дождика шрам на животике
и под носом склянища нашатыря
а за окнами вьюга за окнами моросно
башмаками чавкаешь как по перине
дырка жизни куда провалилась молодость
с деревцами которые воспарили
и остались здесь а ты в безлюдном
коробки домов отсырели стекла
затянулись зеленью полумутной
и обмылками лиц цвета свеклы
так плесни кислотой в ту яму в прорезь
на рисунке где девочка с белым бантом
смотрит вслед уходящему поезду то есть
в дырку времени жаждущему пространства
может вновь улыбнется пройдет по шатким
доскам мостика протянет руку
и внимание съемочная площадка
говори дитя побольше звука
 
 

* * *
 

я вся в твоем крыму
где дерево в цвету
где девочка кудрявая
на подвесном мосту
глядит на воды быстрые
чиста неглубока
не знающая пристани
под тем мостом река
а дальше кромка моря
и кончилась страна
где катера у мола
и крепости стена
и этот ветер южный
и чайки и закат
но глупо и не нужно
заглядывать назад
 
 
 
 

* * *

                                                   А.Г.

разноцветная бабочка американской мечты
звон серебряных колокольчиков над высоким морем
апельсиновым деревом высохшим до черноты
тень ложится на берег
не играет роли
где мы выросли точно впечатан след
на ладони когда поднесешь на свет
крона дерева сохнет на пятипалой
проведи по ветвям концом ногтя
и срывайся наощупь когда свистя
время школы начальной летит к причалу
все мы дети залива
придумай сам
как нам выглядеть стриженым или с бантом
шелка мертвого по береговым кустам
тянут ночь за гребенку морским анданте
пароходы курлычат кричат в порту
закоптелые грузчики спелой дыней
угощают друг друга и темноту
вопрошают окрестную на латыни
знать италия рядом прогнулся трап
на какую-то глорию из ньюкасла
по нему раскорячившийся как краб
подымает матросик бочонки с маслом
дальше пара сигнальных по корме
шелест волн выходит судно в море
якорь поднят и больше нет корней
что удержат нас
никто не  спорит
хорошо по золоту прошлых дней
босиком заглядывая как в бездну
в трюм где светится рыба и тесно ей
вдруг лишенной пространства тяжелой медной
красноперой и свесив ноги вниз
с плоскодонки соседской  можно сразу
дно нащупать где ракушка мелкий приз
дожидается детского глаза
это все замечательно
но когда
на губах не услышишь привычной соли
вдруг проснешься - о господи как скучна
за окном растительность нашей роли
ей не надобно
чистая речь смешна
только бабочка пестрый подарок с воли
но кулак разожмешь
улетит она
с чем останешься?
 
 
 

* * *

в тот час когда книга слепых перемен
лежит на коленях раскрытая зря
и желтое солнце стекает со стен
частицей расплавленного янтаря

когда нарисован слепящей иглой
пейзаж с водокачкой на глине сухой
и свет нисходящий покажется мглой
когда заслонишься от света рукой

напрасно отыскивать нашу судьбу
в извивах червивого текста времен
и так уж пылает отметка на лбу
как герб на пылающем шелке знамен

куда же ты денешься? выучен слух
улавливать шорох и шопот и писк
но голубь совсем не похожий на дух
печально с карнизов глядит городских

и пахнет волной и постирочным днем
и теплым ростком в затверделой земле
когда мы на новую сушу идем
по битому камню стеклу и золе
 
 

* * *
 

стать проще раствориться в малом
как облако во тьме небесной
когда нам в нашем теле тесно
на волю вырваться из теста
как воздух из мяча гортанью
пройти теряя очертанья
и вот уж в тишине начала
нас ждет вагончик наш воскресный

рябит канатная дорога
листвой тяжелой мокрой гладкой
пространство скрученное рогом
нас тащит к пестрому распадку
где в тонком розовом тумане
гвоздики венчики сухие
как крылья бабочек под нами
в холодном воздухе застыли

и оглядевшись и воскреснув
с глаз уберите эту нежить
я так люблю простор небесный
но мертвечины запах режет
дыхание пропитан гнилью
весь мир который был мне дорог
с его страданьем потом пылью
соленой нежностью во взорах

и с высоты орлиных странствий
я все равно вернусь как камень
из безвоздушного пространства
куда мы после смерти канем
пока же пусть трепещут в парках
малиновые ленты света
лежат следы на глине маркой
и весны переходят в лето

и в шуме игровой площадки
летят лихие карусели
и разноцветные лошадки
и дети с чудными глазами
которые на самом деле
живут в обнимку с небесами
 
 
 

* * *
 

в комнате где кровь на половице
солнце не желает появиться
сжав в испуге потные ладони
он стоит прислушиваясь гадко
как трепещет сердце как от вони
меркнет свет - но вот же вот укладка

мелкие безграмотные вещи
запонки часы брелки сережки
за стеной обойщик или резчик
сапоги скрежещут по известке

прислониться к стенке приступ рвоты
дурья голова забудь об этом
и опять шаги и входит кто-то...
господи
прости за лизаветту
 

* * *

горизонт затуманенный пятнами света
знаешь как называется эта картинка
май кончается начинается лето
мир кончается с тенью весны в обнимку
сквозь узорные ветки витают птицы
пахнет жженой бумагой мылом клеем
от обильного света сверкают  спицы
детских велосипедов в конце аллеи
переходим мост где зеленой раной
открывается невка где полным ходом
лодки весельные и катамараны
так сказать единение нас с природой

а хозяйки уже намывают стекла
тряпки белые вывешены как флаги
мы сдаемся тебе беспощадный теплый
ветер бьющий нам в лица когда на лагерь
полотняных тентов лучи косые
снисходительно падают мы на страже
наши тени горбатые и смешные
переходят лето
на исходе которого честно скажем
не хватает света
 
 
 
 

* * *
 

оставив берега далекой сены
цветные домики предместий
как все что прожито мгновенно
я вдруг заметила из жести
как будто вырезан тот город
как звезды на могиле братской
воспоминанья влажный порох
не возгорится что стараться

и если бы не ваши лица
не письмо что приносят запах
руана нанта биарицца
я вдруг решила бы что запад
нам дан для зависти а проще
что нет ни лувра ни парижа
ни дальних звезд ни ближней рощи
они придуманы чтоб выжить

так в детстве я хранила долго
открытку с площадью сан-марко
как знак что кроме нашей волги
есть сновидение где ярко
освещены дома и птицы
и люди что глядят так живо
как будто спрыгнуть со страницы
хотят на грязный пляж залива

их нет я говорила твердо
все это выдумано байки
и на меня глядели морды
в чулках дырявых и фуфайках
и нынче пережив границы
глазам не верю словно где-то
жующий лангольер стремится
пустить наш мир к чертям ли в лету

куда угодно в космос в брюхо
стереть до жестяной картинки
уверить нас что кроме духа
ни улицы нет ни травинки
ни облака ни птиц ни башен
ни звезд ни писем ваших милых
о хоть бы нежность речи вашей
мир этот хрупкий сохранила
 
 
 

* * *
 

я не прошу ни о чем
только бы снова и снова
голубь взмывал над плечом
в день рождества христова
и подбородок задрав
к небу скупому на ясность
просто стоять как дурак
зная свою сопричастность
этим домам и дворам
сморщенным бабушкам в сквере
ликам комедий и драм
музыки сфер и метели
и прерываясь на год
снова застать себя в позе
сборщика звезд и забот
в день народжения божья
как промелькнуло! как скор
путь меж купелью и гробом
сели в сочельник за стол
в пасху завыли с народом
где смолянистой хвоей
где нераспущенной ивой
путь обозначили твой
свой памятуя паршивый
ах звездочет звездочет
что углядел ты под сводом
купол расписанный тот
палех мешает с исходом
воет рыдает рычит
паства и требует чуда
в день нарождения стыд
трогает пастырю губы
что ему дать им? совет?
сколько за двадцать столетий?
свет? но не нужен им свет
мир? помолчи благодетель
пусть рождество к рождеству
бога сменяет снегурка
пусть на непрочном снегу
пляшут смешные фигурки
тайна должна отступить
чтобы обычная наша
неполноценная жизнь
вновь переполнила чашу
чтобы смеялись в садах
с горок слетали на санках
на маскарадных балах
били бокалы с шампанским
богу должно умереть
чтоб в рождество и крещенье
мы и рожденье и смерть
вновь превратили в веселье
палех с упругим коньком
белые росчерки гривы
темные лики икон
тайны не надо счастливым
на новогодний базар
за мишурой и шарами
время отправиться нам
не захотите ли с нами?